Тот, кто знает историю строительства здания Венской оперы, вряд ли может испытывать ничем не замутнённые радостные чувства от его посещения. Потому что это знаменитое сооружение – фактически надгробный памятник её создателям.
И вот почему.
«Такова моя воля»
Молодой император Франц Иосиф I решил провести глобальную реконструкцию Вены. А именно — снести остатки уже бесполезного бастиона, окружавшего старый город, и на этом месте сделать красивый кольцевой бульвар. Он должен был стать главной улицей и архитектурной витриной австрийской столицы.
Бастион разрушили с помощью подрывных работ (Иоганн Штраус тут же написал на эту тему 👉«Подрывную польку»), и освободившиеся участки были распроданы для частной застройки. На эти деньги город стал возводить роскошные общественные сооружения, которыми сегодня любуются миллионы приезжающих в Вену туристов.
Проект перестройки Вены был обставлен как общенародный. Степень демократичности всего процесса выглядит удивительно даже с позиции нашего времени.
Приказ императора о перестройке, направленный в адрес министра внутренних дел, был опубликован в городской газете (оно начиналось словами: «Дорогой фрайхерр фон Бах! Такова моя воля»). Был объявлен публичный конкурс проектов кольцевой улицы (Рингштрассе), и авторитетное жюри рассмотрело около ста предложений. Тщательно (тоже на конкурсной основе) выбирались кандидатуры архитекторов. Всё это освещалось в прессе и было у всех на языках.
Понаехали и понастроили
Естественно, венцы изначально были настроены против — кто любит капитальный ремонт? Во-первых, беспокойство, во-вторых — грязь, в-третьих, нашествие тысяч диких гастарбайтеров со всех уголков Австро-Венгерской империи. И в конце концов, все уже просто привыкли гулять в прохладных рощах вокруг развалин старого бастиона.
Поэтому общественное мнение изначально имело отчётливый критический вектор.
Первым из общественных задний начали строить новый оперный театр. Первым он и попал под раздачу. Тем более, что основания для критики действительно были.
Идея начать строительство общественных сооружений с оперного театра принадлежала лично императору, и строил он его на свои личные деньги. Хотя Франца Иосифа трудно было назвать любителем искусства, он считал политически необходимым поддерживать репутацию Вены как музыкальной столицы Европы — города Глюка, Гайдна, Моцарта и Бетховена.
Театр должен был иметь статус не городского, а придворного и, соответственно, своими масштабами, архитектурным обликом и роскошью отделки достойно презентовать величие империи Габсбургов. Предполагались шикарная мраморная отделка, бархат, позолота, фрески, прогулочные пространства, терраса с видом на город, газовое освещение и зрительный зал, трансформирующийся при необходимости в бальный.
Конкурс проектов оперного театра выиграли два венских архитектора: Эдуард ван дер Нюлль и Август фон Сикардсбург.
Почему два, а не один?
Их имена в Вене были практически неразделимы, и звучали примерно как братья Гримм или Ильф и Петров. Их творческий тандем начался ещё в юности: они дружили с университетской скамьи. Оба одновременно с отличием закончили Венскую академию художеств, оба получили грант на трёхлетнее изучение искусства за границей и вместе изъездили Италию, Германию, Францию и Англию. Оба, вернувшись, получили профессорские должности в своей альма-матер.
Многие проекты они делали вместе, и даже организовали собственную архитектурную студию. К моменту работы над проектом оперного театра они уже построили в Вене немало зданий.
При этом они были совершенно разными людьми.
Эдуард ван дер Нюлль — меланхолик и интроверт, с тяжёлыми травмами детства (когда ему было 13, его отец покончил жизнь самоубийством).
Август фон Сикардсбург — наоборот, был ярким и общительным человеком, в их творческом содружестве он отвечал за коммуникативную часть.
Но в вопросах вкуса, стиля и взглядов на архитектуру у них не было противоречий. Оба были людьми среднего достатка, но с твёрдыми принципами, и делали только то, что им было творчески интересно.
На момент начала возведения театра обоим было уже под пятьдесят. Срок строительства был определён в семь лет. Этот проект оба рассматривали как пиковый момент своей карьеры и возлагали на него большие надежды, в том числе и финансовые.
Гиблое место
Проблемы начались уже на стадии рытья котлована. К этому моменту на противоположной стороне улицы быстро выросли огромные доходные дома. Естественно, что при проектировании здания Оперы этого никто не учёл, и архитектурные пропорции этого места оказались смещёнными не в пользу театра.
К 1867 году здание уже было возведено, и тут оказалось, что дорожные работы не были согласованы с проектом театра: уровень улицы оказался выше, чем основание здания. А поскольку по проекту не предусматривался ни высокий фундамент, ни ступени, ведущие ко входу, выглядело это так, что весь театр был как бы утоплен в рельефе.
Хуже всего было то, что никто не понял архитектурной идеи здания. Авторы задумали его как стилизацию на тему ренессанса, но все увидели в этом только какую-то возмутительную и безвкусную стилевую мешанину.
Возможно, Эйфелю больше досталось от парижан за его башню, а Зурабу Церетели от москвичей за его Петра. Но и венцы постарались не оставить камня на камне от доброй репутации архитекторов Оперы.
Появились сатирические куплеты, в которых van der Nüll рифмовался с keinen Styl («никакого стиля»). Театр однозначно оценивался как главное разочарование реконструкции Вены и был назван «архитектурным Кёниггрецем» (намёк на совсем свежее -1866 года — грандиозное поражение австрийской армии в сражении с Пруссией при Кёниггреце).
В народе театр получил прозвище «затонувший сундук» — „versunkene Kiste“. Это название намекало сразу на два обстоятельства: в прямом смысле — на низкое положение здания, и в переносном — на то, что на этот неудавшийся проект была затрачена уйма денег („versunkene Kiste“ в немецком языке — идиома, аналогичная нашей «деньги на ветер»).
⭐ Дас ист фантастиш: театр Вагнера в Байройте
Кому на пользу критика?
Театр ещё не был достроен, но эта критика уже висела тяжёлым камнем на душе архитекторов. Сначала тяжело заболел Сикардсбург — у него было какое-то лёгочное заболевание, приведшее к операции. Операция прошла успешно, но он надолго был выключен из работы.
Нюлль продолжал строительство в одиночестве, за двоих. Естественно, аккомпанемент в виде общественного глумления над его детищем только усиливал природную склонность к депрессии. К тому же он переживал финансовый кризис: оплата проекта была ещё впереди, а он, наконец-то — в 55 лет — женился.
Когда Франц Иосиф весной 1868 года решил устроить осмотр недостроенного театра (шли внутренние работы), Августу ван дер Нюллю пришлось выслушать его приговор в одиночестве.
Возможно, император не подумал о том, что его мнение могло стать последней каплей. И высказался он откровенно: сказал, что да, он согласен с критикой в прессе, всё не так, затраты велики, а театр не хорош. Не театр, а вокзал.
На следующий день (3 апреля 1868 года) Нюлль повесился. Его молодая жена на восьмом месяце беременности осталась вдовой.
Для его друга это известие было страшным ударом. С этого момента он уже не надеялся на выздоровление и умер спустя два месяца. Его последней работой стал проект собственного надгробия.
Траурно-триумфальный финал
Франц Иосиф сделал выводы из этой трагедии и с тех пор никогда не критиковал творческих людей. Он велел сделать мраморный медальон с профилями архитекторов и установить его в здании театра.
Через год после смерти Сикардсбурга, в 1869 году, Венская придворная опера была торжественно открыта в присутствии императорской четы и всего венского бомонда.
Это было в конце мая, который выдался беспрецедентно холодным. Чтобы немного согреть зрительный зал, туда с самого утра согнали 300 солдат. К началу представления они согрели его своим теплом.
Первой оперой, поставленной на новой сцене, стал «Дон Жуан» Моцарта. С него началась славная история Венской оперы — одного из лучших оперных домов мира на сегодняшний день.
