Эта фраза из письма Чайковского брату Модесту, написанного из баварского Байройта, таит в себе одну из загадок его биографии: встречался ли Чайковский с Вагнером?
Если открыть академические биографии нашего классика на русском языке, мы прочитаем в них определённое — да, встречался. Ведь Чайковский написал чёрным по белому, что он «был у Вагнера».
В западной литературе о Чайковском взгляд на это ровно противоположный — нет, встреча не состоялась. Чайковский же ясно выразился — Вагнер никого не принимал.
Чтобы было понятно, о чём вообще речь, немного предыстории.
Вагнер-фест
Известно, что в те годы, когда Чайковский ещё не был «великим русским композитором», но уже написал свой Первый фортепианный концерт и «Лебединое озеро», он совершил поездку на торжественную церемонию открытия театра Рихарда Вагнера в баварском Байройте. Это произошло в середине августа 1876 года.
В двух словах:
Театр Вагнера в Байройте — это один из самых грандиозных памятников человеческим амбициям и пример того, что любая, самая невероятная утопия имеет шанс быть воплощённой в реальности. Он был построен специально для постановки ОДНОГО сочинения этого композитора — грандиозной тетралогии (цикла из четырёх опер) «Кольцо нибелунга», рассказывающей в аллегорической форме о прошлом, настоящем и будущем мира.
К этому времени Вагнеру исполнилось 63 года, и он был самым влиятельным композитором Европы. Огромный, оснащённый по последнему слову техники, байройтский Фестшпильхаус (такое называние получил этот театр) был построен на пожертвования его поклонников в разных странах (даже османский султан Абдулазиз перечислил «султанскую» сумму на этот проект), а также на деньги из государственной казны Баварии.
Один только рейхсканцлер Бисмарк оказался вагнероустойчивым и категорически отказал композитору в материальной поддержке, назвав его «поразительно самоуверенным».
Открытие вагнеровского театра стало праздником музыки международного масштаба. На премьеру «Кольца нибелунгов» приехали кайзер Германии Вильгельм I, король Бразилии Педру II, король Баварии Людвиг II, сливки аристократии из разных стран и прочие официальные лица, не считая многочисленную прессу и представителей мирового музыкального сообщества. Тут были и Лист, и Брукнер, и Сен-Санс, и Григ.
Инициатором поездки в Байройт был не сам Чайковский, а его коллега по консерватории немецкий пианист Карл Клинвордт — страстный фанат Вагнера, лично знакомый с немецким гением и даже впоследствии с ним породнившийся. Он не только достал билеты для Николая Рубинштейна (директора консерватории) и Чайковского, но и организовал для них проживание в Байройте.
Наш корреспондент в Байройте
Чайковский, который в недавнем прошлом работал музыкальным обозревателем в московской газете «Русские ведомости», по этому поводу в последний раз вернулся к своим обязанностям корреспондента. Он написал пять статей в газету: сначала три (ещё весной, в качестве анонса события) о содержании всех частей «Кольца нибелунгов» и реформе Вагнера, а потом, уже из Байройта, отправил в газету два репортажа об открытии Фестшпильхауса.
Он прибыл в Байройт накануне премьеры (12 августа) и вечером наблюдал из окна своей квартиры торжественную процессию с факелами в честь приезда императора Германии Вильгельма I, которого встречал народ, власти города и сам виновник торжества — Рихард Вагнер.
Следующий день 13 августа был заполнен экскурсией по окрестностям города, общением и знакомствами. В семь часов вечера новый театр Вагнера торжественно открывался представлением первой оперы тетралогии («Золото Рейна»).
По горячим следам увиденного и услышанного 14 августа Чайковский пишет брату Модесту «коротенькое и несвязное» (по его собственным словам) письмо, где между прочим сообщает:
«Познакомился с целою массою новых людей; был у Листа, который принял меня чрезвычайно любезно;
и дальше:
«…был у Вагнера, который теперь никого не принимает…
Эта невнятная фраза и есть единственный источник версии о встрече Вагнера и Чайковского. Ничего больше ни сам Чайковский, ни те, кто был с ним в Байройте, по этому поводу никогда не писали и не говорили.
«…был у Вагнера» ?
Если фразу Чайковского понимать так, что Вагнер никого не принимал, но именно для него сделал исключение, то тут возникают вопросы.
Трудно представить себе, что эта встреча (если она была) с «знаменитейшим из живущих композиторов», по выражению самого Чайковского, значила для него настолько мало, что он упомянул о ней вскользь, не рассказав никому, хотя бы в двух словах, что было на этой встрече: какой он — Вагнер, что говорил, как это всё было.
Более того, Чайковский и впоследствии никогда об этом не упоминал, притом что в его переписке есть яркие портреты всех крупных музыкантов, с которыми сталкивала его судьба — Брамса, Грига, Сен-Санса. Это выглядит примерно так же, как если бы начинающий писатель побывал в гостях у Льва Толстого и забыл об этой встрече на следующий же день.
Тут надо ещё учесть, что попытка Чайковского (скорее всего, в компании Клинвордта и Николая Рубинштейна) нанести визит Вагнеру состоялась в крайне неподходящее время. Это была самая горячая пора в жизни байройтского гения, час «Х» в его творческой судьбе. Вечером 13 августа должна была состояться премьера, которую он ждал всю жизнь.
Вагнер сам спроектировал этот театр и сам был режиссёром-постановщиком всего «Кольца нибелунгов». Он ездил с концертами, собирая деньги на гонорары певцам, и сам этих певцов искал, репетировал с ними всё лето, подбирал лошадей для валькирий, пел за Брунгильду, изображал нибелунга Альбериха, ругался страшными словами, приводя в ужас свою супругу.
Первая валькирия Брунгильда Амалия Маттер со своим конём. 1876 год.
В последние дни перед премьерой он не спал, не ел и координировал прибытие всех этих высоких особ, которым он был обязан самим существованием Фестшпильхауса.
К тому же стояла страшная жара, и в городе был продуктовый коллапс: Байройт не мог прокормить эти тысячи меломанов со всего света.
Естественно, что Вагнеру было не до визитов, и он никого не принимал в эти горячие дни. И очень трудно себе представить, что, отказав всем посетителям, Вагнер прямо в день первого спектакля по какой-то причине вдруг сделал исключение для молодого русского музыканта — корреспондента московской газеты, имени которого он никогда ранее даже не слышал.
Почему же тогда так живуча в русскоязычной литературе о Чайковском версия, что встреча точно была? И почему у нас не принято подвергать этот факт сомнению?
Две причины мифа
Первая: нам очень бы хотелось, чтобы это было так. Чтобы парадный портрет нашего русского гения был отмечен и таким существенным штрихом, как эксклюзивное внимание к нему Вагнера, который, якобы ещё до «Евгения Онегина» и «Пиковой дамы» воздал должное его таланту. Это желание переходит в категорические утверждения, основанные не на фактах, а на чистой вере в то, что так должно было быть:
«Нет сомнений в том, что во время приезда на байройтские торжества оба гения должны были, хоть и мимолётно познакомиться» (из статьи Марины Раку).
Недаром на этой почве возникли всяческие мифы, которые гуляют в околомузыкальной литературе и множатся в интернете. Например, о том, что Вагнер имел беседу с Чайковским в саду своей виллы, или совсем уж анекдотические истории о том, что этот визит привёл к сочинению «Лебединого озера».
Вторая причина веры в эту встречу — это то, что Чайковский в своей последней статье из Байройта довольно подробно описал интерьеры виллы Вагнера, которой её хозяин дал название «Ванфрид»:
«В подвальном этаже находятся помещение для прислуг, кухня и печи. Выше помещаются приемные покои, столовая и высокая зала, освещаемая сверху. В верхнем этаже находятся жилые покои. Кабинет Вагнера устроен, как, впрочем, и весь остальной дом, с необычайной роскошью».
Поскольку при жизни Вагнера туристов не водили по этой вилле, как сейчас, возникает закономерный вопрос: как Чайковский мог всё это увидеть, если Вагнер его не принял?
«Был у Листа»
Тут надо вспомнить, что в тот же самый день Чайковский нанёс визит Ференцу Листу («который принял меня чрезвычайно любезно«).
Гений фортепиано Ференц Лист приходился Вагнеру не только верным другом и фанатичным поклонником, но и тестем, а также родным дедушкой его детям. Приехав в Байройт, он остановился в доме зятя (то есть Вагнера) и дочери, как делал всегда. Здесь он устроил музыкальный салон и здесь принимал своих гостей.
Об этом вспоминала Марианна Брандт — русская певица-сопрано, давняя знакомая Вагнера, тоже приехавшая на открытие Фестшпильхауса:
«Вокруг Листа, который жил [на вилле] Ванфрид, ежедневно собирались его многочисленные ученикии и почитатели и всё время музицировали».
Так что Чайковский был на вагнеровской вилле «у Листа», а не «у Вагнера». И легко можно допустить, что Лист устроил своим гостям экскурсию по дому, поскольку, как писал Чайковский в своей корреспонденции, это была вторая после театра «первостепенная замечательность Байрейта» — подарок Вагнеру от короля Баварии Людвига II.
«Бодрый старичок»
Вряд ли Чайковский серьёзно расстроился от того, что Вагнер его не принял. Он не был вагнеристом. Более того, он не сочувствовал идеям Вагнера, музыку его не понимал, личность его считал «отвратительной», гордыню «сатанинской». Все четыре вечера в театре он скучал и удивлялся происходящему. Шумиха вокруг Фестшпильхауса была ему крайне неприятна, и через пять дней он с облегчением уехал из кипящего ажиотажем Байройта.
В своих пубикациях он не сказал ни одного доброго слова о немецком гении, кроме дежурных фраз о «грандиозности» и «поразительных красотах», чтобы не оскорбить чувства верующих в Вагнера (в России таких было очень много).
Вот так он описал его, увидев из окна, проезжающего по улице в коляске:
«Бодрый, маленький старичок, с орлиным носиком и тонкими насмешливыми губами».
В первой статье в газету он вообще ничего не сказал о его музыке, хотя уже прослушал «Золото Рейна». Красоты Байройта, жара и дефицит еды в городе, судя по тексту, впечатлили его гораздо больше. Слова «хлеб», «пиво», мясо» и «бутылка вина» встречаются в нём чаще, чем «Вагнер» и «музыка». Свой первый отчёт о фестивале Чайковский заканчивает таким замечательным пассажем:
«Я видел в Байрейте одну даму, супругу одного из самых высокопоставленных лиц в России, которая во все свое пребывание в Байрейте ни разу не обедала».
Правда, вторую статью Чайковский посвятил уже исключительно Вагнеру и его музыке. Стараясь быть тактичным и беспристрастным и раздать всем сестрам по серьгам, он, тем не менее, предрёк «Кольцу нибелунгов» «вечный сон в опустелом байрейтском театре».
Чайковский против Вагнера
Во всём этом нельзя не заметить что-то очень личное. Вагнер был очень болезненной занозой в сознании Чайковского. Отторжение Вагнера мешалось у Чайковского с притяжением, возмущение с восхищением, а творческая ревность с трезвым пониманием, что достижения этого мастера невозможно обойти стороной.
Он внутренне спорил с Вагнером всю жизнь, слушал его, изучал партитуры, восхищаясь одним и ужасаясь другим. Но его чувства справедливости и профессиональной честности хватило, чтобы переступить свои эмоции, признать ошибки, но при этом сохранить свои позиции, и в итоге снять перед Вагнером шляпу.
Ещё о Чайковском:
⭐Интервью Чайковского: о себе, Брамсе и «могучей кучке»
⭐Кого хотел усыновить Чайковский и почему так и не усыновил
⭐«Пиковая дама» Чайковского: музыка гениальная, «либретто омерзительное»
⭐О чём пела старая Графиня в «Пиковой даме»?
⭐Шесть шедевров Чайковского, сделанных из обычной гаммы
⭐Почему в Америке так любят Чайковского