Это продолжение статьи на тему последней музыки великих композиторов.
Иоганнес Брамс. Хоральная прелюдия «Я хочу благословенного конца»
Весной 1896 года Брамс узнал, что самая близкая его подруга Клара Шуман слегла с инсультом. Вскоре ему пришлось ехать на её похороны.
А чуть позже — летом — врачи обнаружили у него рак печени. В те несколько месяцев, которые у него оставались, он написал свою последнюю музыку: Одиннадцать хоральных прелюдий для органа.
Хоральные прелюдии — это органные обработки мелодий церковных протестанских хоралов.
Брамс выбрал хоралы с текстами о смерти. Эта, Десятая прелюдия, написана на текст старого немецкого религиозного гимна:
Я хочу благословенного конца, потому что здесь я пребываю в скорби и страданиях. Мне хочется уйти от тягот этой жизни к вечным радостям. Иисус, приходи скорее!
На фоне музыки конца 19 века эта прелюдия выглядит архаическим осколком баховской эпохи, но впечатление производит очень сильное с первой ноты.
Здесь фортепианный вариант, сделанный Ф.Бузони. Вера Горностаева.
Фредерик Шопен. Мазурка фа минор №51
Слабое здоровье Шопена подкосили на закате его жизни два обстоятельства: скандальное расставание с Жорж Санд и проблема денег. Одна из его британских учениц устроила ему тур по Англии и Шотландии, который не поправил его финансовое состояние, но отнял последние силы. Он уже не мог подняться по лестнице без посторонней помощи.
За несколько месяцев до смерти эта же ученица (Джоан Стерлинг) с помощью друзей Шопена сняла ему удобную квартиру в Париже и оплатила все расходы. То, что Шопен обречён, понимали все.
Эта последняя мазурка в фа миноре была записана Шопеном тогда, когда он уже не мог играть. Ему было 39.
Пётр Ильич Чайковский. Симфония №6
Наверное, всем известно, что Чайковский умер в 53 года, заразившись холерой, так же, как когда-то его мать. К такому повороту судьбы невозможно подготовиться, но когда слушаешь Шестую симфонию, становится понятно, что Чайковский был готов к своему концу.
Премьера симфонии публику не впечатлила, а скорее, озадачила. Но когда через девять дней он скончался, и она была исполнена вторично, все её смыслы стали понятны: это музыкальная эпитафия. Последняя исповедь и горький итог человеческой жизни. Седьмой симфонии в жизни Чайковского просто не могло быть.
Последняя часть, написанная (против всех правил) в медленном темпе — это буквально последняя мысль, последний вздох и последнее биение сердца.
Начало этой статьи — о том, какой музыкой попрощались с этим миром Бах и Моцарт — 👉здесь.
То есть, Вы считаете, что в Шестой симфонии Чайковский рассказал о собственном конце жизни? Не думаю, это было бы слишком просто. Если мы вспомним духовный путь Чайковского, его отношение к Богу как к Творцу, то мне кажется, эта музыка не о человеке, не о смерти творца, а о Творце. Кроме того, если вспомнить философскую парадигму Альбера Камю о смерти Бога в ХХ веке, то слушать эту симфонию просто так невозможно. Я слышу в этой музыке гениальное предвидение, прозрение Чайковского на век вперед, предупреждение своим современникам и следующим поколениям о том, как может «рассыпаться» мир, если в нем не будет Бога. Музыка прямо говорит нам о грядущей смерти Творца. Этот удар гонга (одно из самых первых использований этого инструмента в симфонической музыке) невозможно даже слушать — звук рассыпается на пиксели, на атомы, это какой-то инфразвук из Вселенной, а не музыка в привычном смысле. Да, в ней слышно, что Чайковский как обычный человек боялся смерти. Но ведь боязнь смерти — есть крайнее выражение желания жить! А если вспомнить, что параллельно с опусом 74 Чайковский написал вокальный опус 73, и например, романс «В эту лунную ночь» или «Средь мрачных дней», то становится понятно, что человек, написавший такую музыку, не собирался умирать. Он собирался и хотел жить! Извините за длинноты.
Renata, конечно, он хотел жить, всё живое хочет жить. Но он ощущал огромную усталость от жизни, он страдал и размышлял о смерти. Думаю, что у него было немало моментов, когда он был с этой мыслью один на один. Это не исключает того, что он был включён в обычный жизненный поток, так обычно и происходит с людьми. Но последняя часть — это «моление о чаше». Если здесь и есть какая-то философия, то преломленная в личном переживании.
А там-там довольно много использовался и до Шестой симфонии.Страшно звучит, конечно.
Спасибо за комментарий! Но все-таки, сводить Шестую симфонию только к личной рефлексии — это намеренное упрощение. Гений — потому и гений, что иногда из-под его пера выходит послание на века. И смерть здесь не только и столько смерть человека как творца. Я слышу в этой музыке предостережение всему человечеству об ужасе смерти Творца. Сводить все к индивидууму — это было бы слишком просто. Вы немного в шорах советского музыковедения, простите! Но допускаю, что Вы слышите в этой музыке именно конец человека, одного человека. Чайковский боялся смерти, как ни странно это для православного человека, каким он, безусловно, был. Но чьей смерти он боялся? Его размышления об этой части Жизни, о чем Вы верно вспомнили, я думаю, привели его гений к выводам, высказанным в Шестой симфонии. Во многих религиях и, соответственно, музыке — смерть отдельного человека не воспринимается как ужас и конец, наоборот — как светлое начало новой жизни. Вы это знаете это лучше меня. А вот здесь — здесь сказано гораздо большее, я бы уже могла, наверное, написать слово Смерть с большой буквы, крушение человеческого мира, причем, именно, из-за поступков людей. В общем, тема не для этого форума, разумеется.
Культшпаргалка, согласна с вами полностью. Можно философию подводить, а можно музыку прочувствовать…. Более больной музыки не знаю. Некоторым неуравновешенным студентам запрещала даже ее слушать, были случаи невростении на почве увлечения этой симфонией .
Вопросы вызывают также поздние пьесы Листа — многовато обращений к смерти, серым облакам и т.д. Несмотря на духовный сан, особой просветленности так же не чувствуется….
Да, музыка иногда больше говорит, чем даже комментарии самого автора.